В Северной Франции куртуазная лирика возникла несколько позднее, чем в Провансе. И здесь она была тесно связана с феодально-рыцарской средой. Во всяком случае, почти все известные нам труверы (так называ лись французские поэты; слово это имеет то же значение, что слово «тру бадур») принадлежали к кругам феодальной знати. Правда, подчас в поэзии труверов слышатся отзвуки народной поэзии. На это указывают, например, распространенные во французской куртуазной лирике так называемые ткацкие песни (см ниже), представляющие собой переработку старых французских трудовых песен, распевавшихся девушками или женщинами из народа во время тканья. На связь с народной поэзией указывают также излюбленные труверами рефрены, столь характерные для народной песен ной лирики. К традициям французской народной поэзии были, видимо, осо бенно близки произведения ранних труверов. В дальнейшем труверы усваи вают аристократическую концепцию куртуазной любви, сложившуюся в Провансе, а также используют в своих произведениях основные жанры провансальской поэзии, уступая, однако, провансальским поэтам в творчекой самобытности и поэтической яркости. С жанрами провансальской лирики совпадают следующие жанры фран цузской куртуазной лирики XII—XIII вв.: провансальской кансоно соответ ствует французская chanson, провансальской альбе — французская aubade, провансальской пастореле—французская pastourelle, провансальской тенсо не — французская tenson или jeu parti и т. д. Поэтому в характеристике атих жанров можно ограничиться сказанным во вводной заметке к прован- сальской лирике. Однако наряду с этими жанрами, усвоенными рыцарской поэзией Фран ции от поэзии провансальского рыцарства, во французской лирике XII— XIII вв. широко представлены жанры мало распространенные или совсем отсутствующие в провансальской лирике. Таковы: Chansons de toile — ткацкие песни, лиро-эпические романсы, за исклю чением нескольких поздних произведений начала XIII в., непритязательные в своей художественной форме (простые строфы из стихов, соединенных ассонансами, с припевом из более короткого стиха или двух-трех стихов); chansons de mal-mariee — песни о несчастном замужестве, с определенной тематикой (жалоба молодой жены на мужа), часто весьма изысканные по форме; chansons de croisade—песни о крестовом походе, пропаганди рующие идею организации крестового похода. Дошедшие до нас произведения французской куртуазной лирики при писаны определенным авторам. Напротив, ткацкие песни и песни о кресто вом походе по большей части анонимны. 

Анонимная chanson de toile, засвидетельствованная в одной только рукописи XIII в., но относимая исследователями к значительно более раннему времени

Май возвращается с долгими днями. 
Едут, могучими правя конями, 
Рыцари Франции, — первым Рейно. 
Дом Эрамбор проезжая с друзьями, 
Он никогда не посмотрит в окно. 
         Ах, Рейно, мой друг! 

А в окне — Эрамбор. Она шьет шелками 
Пестрый узор на святой орифламме. 
Видит она — проезжают рядами 
Рыцари Франции, — первым Рейно. 
Не молчит в ней сердце — кричит оно: 
       Ах, Рейно, мой друг! 

«Если когда-то, о рыцарь мой, с вами 
Я не могла обменяться словами, 
Как в этот день тосковали вы, граф!» 
«Кесаря дочь, изменили вы сами, 
Верного друга забвенью предав...» 
       Ах, Рейно, мой друг! 

«Разве, Рейно, изменила я вам? 
Пойду на мощах поклясться во храм 
В присутствии ста благородных дам: 
Лишь вы прикасались к моим устам. 
Покайтесь, и сердце я вновь отдам». 
       Ах, Рейно, мой друг! 

Быстро Рейно побежал по ступеням, 
Мощный, как лев, и стройнее оленя, 
Кудри — парчи золотой драгоценней, 
Кто на земле красотой совершенней? 
Пред Эрамбор он упал на колени... 
       Ах, Рейно, мой друг! 

Сам он на башню пришел к своей даме, 
Сед он под полог, расшитый цветами , 
Вновь Эрамбор он коснулся устами, 
Прежней любви загорелось в них пламя. 
       Ах, Рейно, мой друг! 

Конон де Бетюн. 

           Конон де Бетюн (вторая половина XII в.), родом из Пикардии (сохранилось предание, что его пикардское произношение вызывало насмешки при парижском королевском дворе), был участником третьего и четвертого крестовых походов. Из дошедших до нас десяти его песен наиболее оригинальны песни о крестовом походе, рисующие конфликт любви и долга; остальные его любовные песни выдержаны в духе куртуазной лирики.

 ПЕСНЬ О КРЕСТОВОМ ПОХОДЕ. 

Увы! Любовь, зачем ты мне велела 
В последний раз переступить порог 
Прекраснейшей, которая умела 
Так много лет держать меня у ног! 
Но вот настал разлуки нашей срок... 
Что говорю? Уходит только тело, 
Его призвал к себе на службу бог, 
А сердце ей принадлежит всецело. 

Скорбя о ней душой осиротелой, 
В Святую Землю еду на Восток, 
Не то спаситель горшему уделу 
Предаст того, кто богу не помог. 
Пусть знают все, что мы даем зарок: 
Свершить святое рыцарское дело 
И взор любви, и ангельский чертог, 
И славы блеск стяжать победой смелой! 

Мы восхваляем наши имена, 
Но станет явной скудость суесловий, 
Когда поднять свой крест на рамена 
Мы в эти дни не будем наготове. 
За нас Христос, исполненный любови, 
Погиб в земле, что туркам отдана. 
Зальем поля потоком вражьей крови, 
Иль наша честь навек посрамлена! 

Земная жизнь была забот полна, 
Пускай теперь при первом бранном зове 
Себя отдаст за господа она. 
Войдем мы в царство вечных славословий, 
Не будет смерти. Для прозревших внове 
Блаженные наступят времена, 
А славу, честь и счастье уготовит 
Вернувшимся родимая страна. 

Те, кто остался дома поневоле: 
Священники, творящие обряд 
За упокой погибших в бранном поле, 
И дамы те, которые хранят 
Для рыцарей любви заветный клад, — 
Все к нашей славной приобщатся доле, 
Но низким трусам ласки расточат 
Те дамы, что себя не побороли! 

Господь сидит на царственном престоле, 
Любовь к нему отвагой подтвердят 
Все те, кого от горестной юдоли 
Он спас, прияв жестокий смерти хлад. 
Простит он тех, кто немощью объят, 
Кто в бедности томится иль в неволе, 
Но все, кто молод, волен, и богат, 
Не смеют дома оставаться в холе. 

Потоки слез мне щеки бороздят, — 
Я еду вдаль, предавшись божьей воле, 
Я не боюсь страданий и преград, 
Одна любовь причина тяжкой боли... 

Гас Брюле
Шампанский поэт пользовавшийся в свое время большой известностью

ПЕСНЯ. 

Мне ничего противней нет, 
Чем видеть утра алый цвет: 
Прочь гонит от меня рассвет 
Того, кто мне всего милей. 
День ненавижу от души: 
Нас разлучает он, злодей. 

Сиянью дня мой взор не рад, 
За нами люди днем следят; 
Боюсь бесчисленных засад 
Завистливой я черни всей. 
День ненавижу от души: 
Он разлучает нас, злодей. 

Когда в постели я лежу 
И вкруг себя с тоской гляжу, 
Я вас, мой друг, не нахожу. 
Кто наших недругов подлей? 
День ненавижу от души; 
Он разлучает нас, злодей. 

Друг милый, вам пора уйти. 
Храни всевышний вас в пути! 
Прошу вас память унести 
С собою о любви моей. 
День ненавижу от души: 
Он разлучает нас, злодей. 

Любовников прошу я впредь 
Повсюду эту песню петь. 
Не нам завистников жалеть 
И злобных в ревности мужей! 
День ненавижу от души: 
Он разлучает нас, злодей.

ПЕСНЬ О ЗАРЕ. 
(AUBADE).

        Анонимная песня этого жанра (XIII в.) дает очень сложное и своеобраз ное развертывание обычной ситуации. Первая часть этой песни представляет спор двух стражей: первый, ничего не подозревающий о тайном свидании влюбленных, обеспокоен появ лением рыцаря, которого он принимает за разбойника (строфы 1-я и 2-я); он готов поднять тревогу, но его успокаивает второй страж — друг рыцаря, разъясняя ему, в чем дело (строфы 3-я и 4-я), после чего он обращается о приветной речью к рыцарю (строфа 5-я); последние строфы представляют ответ рыцаря (строфы 6-я и 7-я).

 Страж башни, эй! 
Дремать не смей, 
Глаз не спускай с ограды. 
Сеньор за ней 
С дамой своей, 
А вкруг — воров засады. 
Э-гой, э-гой! Один такой 
Замечен мной 
В зеленой чаще сада. 
Ужо его — э-гой, э-гой!—
 Я проучу, как надо.

Любовный лей 
Пропеть, ей-ей, 
Душа была бы рада, 
Когда бы ей 
Не был злодей 
Пугающей преградой. 
Э-гой, э-гой! 
Один такой 
Замечен мной 
В зеленой чаще сада. 
Ужо его — э-гой, э-гой!—
 Я проучу, как надо. 

Друг, в башне сей 
Вздремнуть, ей-ей, 
Мне было бы усладой. 
Страха не сей, 
В виду имей: 
Не вор прошел по саду. 
Э-гой, э-гой,— товарищ мой, 
Храни покой 
И не питай досады. 
Э-гой, я поделюсь с тобой 
Предчувствием отрады. 

Пойми скорей: 
Один злодей 
Переступил ограду; 
Он в башне сей; 
Лежит он в ней 
Без верхнего наряда.
 Э-гой, э-гой — товарищ мой, 
Храни покой 
И не питай досады. 
Э-гой, я поделюсь с тобой 
Предчувствием отрады.

 О свет очей 
Своих друзей! 
Спокойно за оградой 
Зари лучей 
Ты жди и пой 
Из родника услады. 
Э-гой, э-гой, товарищ мой, 
Храни покой 
И не питай досады. 
Э-гой, я поделюсь с тобой 
Предчувствием отрады. 

О страж ночей, 
Я в башне сей 
Услышал спор из сада.
Любви моей 
Я в жизни всей 
Ценней не знал награды. 
И все ж — э-гой! э-гой, э-гой! 
Был краток мой 
Глоток из чаш услады. 
Э-гой, э-гой! Дня 
вестник злой 
Влил в эту чашу яду.

Творец людей! 
Будь я смелей, 
Сказал бы я, что надо 
Чреду ночей 
Создать из дней; 
Мне только ночь — услада.
 Э-гой, э-гой, в тиши ночной 
Был познан мной 
Вонец земной отрады. 
Э-гой! Теперь, страж 
верный мой, 
Нам распроститься надо. 

Тибо, граф Шампанский. 

     Для более поздней куртуазной лирики произведения Тибо, графа Шам панского (1201—1253 гг., с 1234 г. — король Наваррский), необычайно типич ны и по своей тематике (любовь  служение знатной даме, не названной поэтом и отождествленной современниками с Бланком Французской), и по изысканности форм. Первая пьеса представляет собой так называемое jeu parti на типичную тему любовной схоластики средневековья — смертность и бессмертие любви. Вторая пьоса носит название песни. Следует обратить внимание на слож ное строение этой песни, сближающее ее с ронделями позднейшей эпохи. Третья пьеса представляет собой куртуазную переработку тематики «пе сен о крестовых походах».

 ПРЕРЕКАНИЕ. 

— Владычица, дадите ли ответ? 
Вот мой вопрос... Все смерть поглотит пастью. 
Умрем: я — скоро, вы — чрез много лет. 
(Ведь к жизни не подвержен я пристрастью; 
Затем, что к вам горю напрасной страстью.) 
Умрет ли и любовь за нами вслед? 
Мир будет предан хладному ненастью? 

— О нет, Тибо! Любовь бессмертна. Нет! 
Вы шутите, страша такой напастью. 
И в вас не вижу смерти я примет, 
Вы по лицу своей довольны частью. 
Но коль умрем мы с вами (да, к несчастью), 
Любовь, как прежде, будет мучить свет 
И прежней в мире пользоваться властью. 

— Владычица, лишь страсть меня живит, 
Хоть каждый взор ваш сердце мне и ранит; 
Счастливый, что люблю, счастлив на вид, 
Наружностью своей для вас я занят. 
В прекрасных недостатка никогда нет, 
Но лучше вас уж бог не сотворит. 
Да, да! Умрем, и уж любви не станет. 

— Тибо, молчите! Бог вас да хранит, 
Коль вправду вашей жизни цвет так вянет, 
Но знаю я, что кто так говорит, 
Тот нас на состраданье только манит. 
Но речь меня такая не обманет. 
(Хоть сердце в нас не камень, не гранит!) 
О нет, в небытие любовь не канет. 

— Владычица, со мной любовь умрет. 
Не языка искусное проворство 
Так говорит. Пусть в мысль вам западет, 
Что тяжко мне любви единоборство. 
Любовь умрет, иль пусть, полна упорства, 
Приют столь тайный в вас она найдет, 
Что думать будут все; в вас сердце черство. 

— Тибо, приятно ваше мне покорство. 
Любовь, когда она мне грудь зажжет, 
Не затаится, — чуждо мне притворство.