Древняя поэзия

Средневековая европейская поэзия

Поэзия востока

Европейская классическая поэзия

Древнерусская поэзия

Поэзия пушкинского времени

Русские поэты конца девятнадцатого века

Русские поэты начала 20 века

Поэзия военной поры

Шестидесятники и поэты конца социалистической эпохи

Поэтическая трибуна

 

Константин БАЛЬМОНТ

 

* * *

Я мечтою ловил уходящие тени, 
Уходящие тени погасавшего дня, 
Я на башню всходил, и дрожали ступени, 
И дрожали ступени под ногой у меня. 

И чем выше я шел, тем ясней рисовались,
Тем ясней рисовались очертанья вдали, 
И какие-то звуки вокруг раздавались, 
Вкруг меня раздавались от Небес и Земли. 

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали, 
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор, 
И сияньем прощальным как будто ласкали, 
Словно нежно ласкали отуманенный взор. 

А внизу подо мной уже ночь наступила, 
Уже ночь наступила для уснувшей Земли, 
Для меня же блистало дневное светило, 
Огневое светило догорало вдали. 

Я узнал, как ловить уходящие тени, 
Уходящие тени потускневшего дня, 
И всё выше я шел, и дрожали ступени, 
И дрожали ступени под ногой у меня. 

1894 

 

* * *


Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце 
               И синий кругозор. 
Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце 
               И выси гор.
 

Я в этот мир пришел, чтоб видеть море 
               И пышный цвет долин. 
Я заключил миры в едином взоре, 
               Я властелин. 


Я победил холодное забвенье, 
               Создав мечту мою. 
Я каждый миг исполнен откровенья, 
               Всегда пою. 


Мою мечту страданья пробудили, 
              Но я любим за то. 
Кто равен мне в моей певучей силе? 
              Никто, никто. 


Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце, 
             А если день погас, 
Я буду петь... Я буду петь о солнце 
             В предсмертный час! 

1903 

* * *
Я с ужасом теперь читаю сказки — 
Не те, что все мы знаем с детских лет, 
О, нет: живую боль — в ее огласке 
Чрез страшный шорох утренних газет.
 
Мерещится, что вышла в круге снова 
Вся нежить тех столетий темноты: 
Кровь льется из Бориса Годунова, 
У схваченных ломаются хребты. 

Рвут крючьями язык, глаза и руки, 
В разорванный живот втыкают шест, 
По воздуху в ночах крадутся звуки — 
Смех вора, вопль захватанных невест. 

Средь бела дня — на улицах виденья, 
Бормочут что-то, шепчут в пустоту, 
Расстрелы тел, душ темных искривленья, 
Сам дьявол на охоте. Чу!—«Ату! 

Ату его! Руби его! Скорее! 
Стреляй в него! Хлещи! По шее! Бей!» 
Я падаю. Я стыну, цепенея. 
И я их брат? И быть среди людей? 

Постой. Где я? Избушка. Чьи-то ноги. 
Кость человечья. Это — для Яги? 
И кровь. Идут дороги все, дороги. 
А! Вот она. Кто слышит? Помоги! 
Декабрь 1905 

РОССИЯ 

Есть слово — и оно .едино. 
Россия. Этот звук — свирель. 
В нем воркованье голубино. 
Я чую поле, в сердце хмель, 
Позвавший птиц к весне апрель. 
На иве распустились почки, 
Береза слабые листочки 
Раскрыла — больше снег не враг, 
Трава взошла на каждой кочке, 
Заизумрудился овраг. 
Тоска ли в сердце медлит злая? 
Гони. Свой дух утихомирь. 
Вновь с нами ласточка живая, 
Заморского отвергшись края, 
В родимую влюбилась ширь. 
И сердце, ничего не зная, 
Вновь знает нежно, как она, 
Что луговая и лесная 
Зовет к раскрытости весна. 
От солнца — ласка властелина, 
Весь мир — одно окно лучу. 
Светла в предчувствии долина. 
О чем томлюсь? Чего хочу? 
Всегда родимого взыскую, 
Люблю разбег родных полей, 
Вхожу в прогалину лесную — 
Нет в мире ничего милей. 
Ручьи, луга, болота, склоны, 
В кустах для зайца уголок. 
В пастушью дудку вдунул звоны, 
Качнув подснежник, ветерок. 
Весенним дождиком омочен, 
Весенним солнцем разогрет, 
Мой край в покров весны одет, 
Нерукотворно беспорочен. 
Другого в мире счастья нет. 
1923