По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.

Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат.

И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

1906

НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

Под насыпью, во рву некошенном,
Лежит и смотрит, как живая,
В цветном платке, на косы брошенном,
Красивая и молодая.

Бывало, шла походкой чинною
На шум и свист за ближним лесом.
Всю обойдя платформу длинную,
Ждала, волнуясь, под навесом.

Три ярких глаза набегающих —
Нежней румянец, круче локон:
Быть может, кто из проезжающих
Посмотрит пристальней из окон...

Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели;
Молчали желтые и синие;
В зеленых плакали и пели.

Вставали сонные за стеклами
И обводили ровным взглядом
Платформу, сад с кустами блёклыми,
Ее, жандарма с нею рядом...

Лишь раз гусар, рукой небрежною
Облокотясь на бархат алый,
Скользнул по ней улыбкой нежною...
Скользнул — и поезд в даль умчало.

Так мчалась юность бесполезная,
В пустых мечтах изнемогая...
Тоска дорожная, железная
Свистела, сердце разрывая...

Да что — давно уж сердце вынуто!
Так много отдано поклонов,
Так много жадных взоров кинуто
В пустынные глаза вагонов...

Не подходите к ней с вопросами,
Вам всё равно, а ей — довольно:
Любовью, грязью иль колесами
Она раздавлена — всё больно.

1910

* * *

О, я хочу безумно жить:
Всё сущее — увековечить,
Безличное — вочеловечить,
Несбывшееся — воплотить!

Пусть душит жизни сон тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом сне,—
Быть может, юноша веселый
В грядущем скажет обо мне:

Простим угрюмство — разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь — дитя добра и света,
Он весь — свободы торжество!

1914

Река раскинулась. Течет, грустит лениво
                И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
                В степи грустят стога.

О, Русь моя! Жена моя! До боли
                Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
                Пронзил нам грудь.

Наш путь — степной, наш путь — в тоске 
                                                                  безбрежной,
                В твоей тоске, о Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
                Я не боюсь.

Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
                Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
                И ханской сабли сталь...

И вечный бой! Покой нам только снится
               Сквозь кровь и пыль...
Летит, летит степная кобылица
               И мнет ковыль...

И нет конца! Мелькают версты, кручи...
               Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
               Закат в крови!

Закат в крови! Из сердца кровь струится!
              Плачь, сердце, плачь...
Покоя нет! Степная кобылица
              Несется вскачь!

СКИФЫ

Панмонголизм! Хоть имя дико,
Но мне ласкает слух оно.
                    Владимир Соловьев

Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.
       Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,
       С раскосыми и жадными очами!

Для вас — века, для нас — единый час.
       Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
       Монголов и Европы!

Века, века ваш старый горн ковал
       И заглушал грома лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
       И Лиссабона, и Мессины!

Вы сотни лет глядели на Восток,
       Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
       Когда наставить пушек жерла!

Вот — срок настал. Крылами бьет беда,
       И каждый день обиды множит,
И день придет — не будет и следа
      От ваших Пестумов, быть может!

О, старый мир! Пока ты не погиб,
      Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
      Пред Сфинксом с древнею загадкой!..

Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,
       И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя,
       И с ненавистью, и с любовью!..

Да, так любить, как любит наша кровь,
      Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
      Которая и жжет, и губит!

Мы любим всё — и жар холодных числ,
      И дар божественных видений,
Нам внятно всё — и острый галльский смысл,
      И сумрачный германский гений...

Мы помним всё — парижских улиц ад,
       И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
       И Кельна дымные громады...

Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,
       И душный, смертный плоти запах
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
       В тяжелых, нежных наших лапах?

Привыкли мы, хватая под уздцы
       Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
       И усмирять рабынь строптивых...

Придите к нам! От ужасов войны
       Придите в мирные объятья!
Пока не поздно — старый меч в ножны,
        Товарищи! Мы станем — братья!

А если нет,— нам нечего терять,
        И нам доступно вероломство!
Века, века — вас будет проклинать
        Больное позднее потомство!

Мы широко по дебрям и лесам
        Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
        Своею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!
        Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
        С монгольской дикою ордою!

Но сами мы — отныне вам не щит,
        Отныне в бой не вступим сами!
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
        Своими узкими глазами!

Не сдвинемся, когда свирепый гунн
        В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
        И мясо белых братьев жарить!..

В последний раз — опомнись, старый мир!
        На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
        Сзывает варварская лира!
1918