* * *

Пуржило. Муть в полях носилась,
А трактор полз, чадя дымком.
Судьба моя определилась –
Меня везли в село, в детдом.

Директор в комнатёнке тесной
Спросил: «Откуда ты, пострел?»
Горой вставала неизвестность
И я во мрак её смотрел…

А утром – новенький – глядела
Во все глаза при свете дня
И, окружив меня, галдела,
Катала в санках ребятня.

Апостол

И однажды решится, прощая
И врагов и друзей навсегда,
И сбежать из бетонного рая
По веленью души и Христа.

Будет плыть белопенный мой остров
В небесах по разливу лугов.
Буду жить как какой-то апостол,
Чтоб не видеть вовек городов.

Потому, что агонию эту
Лишь агонией можно назвать
И присвоила всю бы планету
Эта номенклатурная рать.

А Россия – дырявая лодка
И не хватит народу плотов…
Нынче хлебом становится водка,
А трагедия – без берегов.

Скоро хлынут жестокие орды
Разорённую Русь разорять,
А она… и голодной и гордой
Будет правды и милости ждать.


* * *

Борцов затаптывают в грязь,
Когда идёт резня и драка…
Но восстанавливают связь
Времен их кости и отвага.

Их забывают на Руси.
Считают: есть дела важнее…
Никто не скажет им: «Прости,
Что были вы живых живее…»

Национальная черта
России – родины изгоев –
Всё строить на крови Христа
И забывать своих героев.


БРЕД

В бреду хмельном, в его тумане
Я жил в последние года.
Штормило, словно в океане,
В душе - женой была беда.

И не понять, зачем сорвался
Я, постсоветсткий гражданин:
Ногами кренделя и вальсы
В нору свою, во тьме - один.

Быть может, эта перестройка
Виной или развод, разрыв…
Шаталось всё, как в баре стойка,
Был атомный, наверно, взрыв.

А я был без противогаза,
Без карты, и туман в башке.
И новая любовь – зараза,
Купила, как кота в мешке,

Меня бездомного, хмельного,
Наговорила сладких слов.
Я плыл и пил, старо, не ново.
Был бред, – какая там любовь…

* * *

Было грустно, тоскливо и страшно,
Уезжая из деревни в тот вечер хмельной.
Жуть висела над снежною пашней,-
Был у друга в гостях. Безнадежно больной,

Встал ко мне он со смятой постели,
Подошел как чужой, отрешенно узнал…
Пили водку, молчали, сидели,
Он куда-то душой, уже откочевал…

Над рекою туманная каша.
Снег и мрак и по руслу ее, на холмах.
И великий простор.
Это наша
Мать и мачеха-Русь, при бездарных отцах.

Сел в автобус. И, мрак разгоняя,
Полетел он, захрюкав трубой выхлопной.
Как бездомна сторонка родная,
Как жесток ее призрачно-вечный покой…


БРОШУ ВСЁ

Брошу всё, отпущу себе бороду
И бродягой пойду по Руси…
С.Есенин

Брошу всё. Научусь голодать я –
Ни за что не пойду по Руси.
Там, в дороге, убить могут братья
По уму… Ничего не проси.

Сам себе говорю я, мечтая,
В обездоли, болея душой.
Марту снежному скоро растаять
И ледовой умчаться шугой.

Скоро выйдет апрельская травка
И обманет надеждой меня.
Городская позорная давка
Омрачает сияние дня.

Трудно в славе взять жёлтый цветочек,
В славе солнца, любви и добра…
Жизнь моя! Полевой мотылёчек,
Ты продлись. Неужели пора?..


* * *
Доченькам посвящается

Да, брат, как птицы, дети улетели, –
Не на зимовку, может – навсегда…
И мне огнём в клубящейся метели
Напишет кто-то слово – «сирота».

Зачем здесь жить, когда не стало смысла,
Когда язык, чтоб Родиной назвать,
Не прохрипит. И вновь тревогой выстлан 
Мой ум в иные земли, в благодать.

Зачем, когда последнего не стало,
Здесь жить, где всё ждёт крови и золы?..
Не жить, а выживать душа устала,
Когда смешались гибель и балы…

1998


ДЕРЕВЕНЬКА ЛЕСНАЯ МОЯ

Здесь кусты и грибная прохлада
И букашек неровный полёт.
На бугре за глубоким оврагом
Невпопад, слышно, живность ревёт.

Там коптит деревенька на взгорье,
Белый свет этих жёстких времён.
Доли надо и хлеба ей море,
Чтоб воспрянуть. Тоска похорон

Президента и в космос полёты,
Всё до лампочки ей Ильича.
Говорить – вот последняя льгота,
Не боясь, во хмелю, сгоряча:

О войне, что в России, о власти,
Что творит ценовой беспредел,
О всемирных и сельских напастях
И что нынче народ не у дел…

Умирают, кто с водки, кто с горя,
Как привыкли давно на Руси.
Будут, видно, возить из-за моря
Здесь работать, Господь упаси!..

* * *

Жить бездарно, тяжело и грубо
Научили нас за много лет.
Выйти бы из замкнутого круга,
Нам, изгоям, да на белый свет.

Что живём так – это в подсознаньи.
Корни в прошлом – это глубоко…
Но болеет, верю, мирозданье
За Россию и её покой.

И на тропы нового мышленья –
Мир и планетарный человек,
Приведи Любовь, дай озаренье
Нам, мильонам нищих и калек.

* * *

За державу обидно, ей Богу,
И зазря уходящую жизнь…
Пастухи пободались немного
И в большие воры подались.

Завели и чтецов и актёров,
Чтоб не думал о хлебе народ,
Что не пишет уже на заборах,
А с тревогою смотрит вперёд.

Каждый первый сейчас – огородник,
Самогонщик, наверно, второй.
Даже брат наш, Никола Угодник
Покачал бы своей головой.

И сказал бы, что сдали Россию,
Где всё меньше крылатых людей
Что надежда одна на Мессию,
Что сойдёт к нам с небесных полей.


ЗАДВОРКИ

Я давно не люблю воровскую брехню
Про дела и крутые разборки, 
Что с экрана мне льют. Головою тряхну
И иду пиво пить на задворки.

Там «пехоты» полно, шакалья, да волчат.
Правды голой, ума наберусь я.
И бывает, что вдруг зашумят, закричат
Петухи, а потом раздерутся.

Я всегда ухожу, – не видал бы вовек!
Всё правдиво, ну как на экране…
Сколько их по стране забулдыг и калек
Умирает в тоске и дурмане.

И по радио чешут всё так же про то,
Что дерутся там разные страны
За товары, за землю, да из-за портов –
Они тоже как мы – хулиганы.

Беспощаднее лишь и намного хитрей
На уловки, прыжки и увёртки…
Нам плетут о проблемах каких-то Корей,
Да весь мир, это – те же задворки.


КОВЧЕГ

А когда заревёт непогода, застонет,
Причитая, швыряя листву, вороша,
Хорошо, если дом есть, и в собственном доме
Камелёк, и вино, и родная душа.

Если есть это всё – мир не кажется грозным.
В безысходность свою, мрак, меня не зови,
Я ведь знаю, удача настолько возможна,
Только не на обмане и не на крови.

Я построю ковчег сухопутный, построю.
По-английски: домишко мой – крепость моя.
Помоги мне, о Небо, ведь я что-то стою,
Видишь, стражду на свете я, люди твоя…


* * *

Много солнца, воды и черёмух.
И гусиные стаи летят.
Помню зов непонятный, истому -
Отшумели те вёсны, как сад.

Нынче сердце, как время остыло, 
Я грущу от земной красоты,
Пусть цветёт безупречно и мило,
Навевая кому-то мечты.

Я люблю совершенно иное,
Тяжек путь неразумный земной…
О безлюдье тоскую, покое
И закате за звёздной рекой.

Май 2001г.


* * *

Народ не назову толпою,
Толпу народом, не зову…
Россия – боль моя, с тобою
Я остаюсь, сомненья – рву.

Пусть я – ничтожная песчинка
Великой сущности твоей.
Но даже малая былинка
В полях своя, и всем теплей.

Река времен, Подходят сроки…
В горах чума, шакалит вой.
Там, перегревшись на Востоке,
Грозят нам Третьей Мировой.

Они лишь силе верят, братцы
Шакал, медведя – не дразни!
Ты, чтоб в огне не кувыркаться,
Подумай лучше, отдохни…

Возможна страшная дорога,
Что скажут многие: «прости»…
Нам будет повод хоть немного
Штыками дома подмести.


ОСЕННЯЯ ВОЛЯ

Может быть, я однажды пойду по России
Посмотреть, как живёт терпеливый народ,
Буду слушать на воле их речи простые,
Как он сам выживает, работает, пьёт.

Будет выстлан мой путь голубым и багряным,
А прохлады в себе наберусь у реки.
С рыбаком за ухой буду грустным и пьяным
И меня ночевать приютят старики.

И со старым про жизнь, про войну и неволю
За столом неторопкий начнём разговор,
А хозяюшка шанег намечет нам вволю,
Будто был у нас с нею такой уговор.

Погляжу за окошко – повсюду Россия.
Верю, что нас вовек никому не избыть…
Скоро грянет листва и дождями косыми
Будут ангелы землю, и чистить, и мыть.


ОСЕНЬ ЗОЛОТАЯ

Свет и щебет с ветром- заводилой,
С летом в листьях провели в игре,
Но однажды мир их окропило
Чем-то рыжим - осень на дворе…

Что ж, опять не слáбо, я считаю,
Нынче годы грозные по ней.
Полюбил зачем-то я, не знаю,
Грусть и волю убранных полей.

Уходить пока, не собираюсь,
Пусть и часто думаю о том…
Вон какой-то одинокий аист
Кружит-кружит в небе голубом…

2000 г.


ПОЗИЦИЯ

Не кем-то стать – важней стремленье
Служить искусству до конца,
И суть свою, и вдохновенье,
И волю высшую творца
Всё отразить в словах летящих,
Не описательных при том,
В картинах, в красках настоящих,
Как рубленый крестьянский дом,
Что пахнет смолью брёвен, хлебом,
Где слышен безмятежный смех,
Где за бесхитростным обедом
Хватает кушанья на всех.
Где гостю чай из самовара,
Из печки мечут пироги.
Поешь стряпни хозяйки старой
И отказаться не моги!

А за окошками природа:
Речушка, поле и лесок
И с голубого небосвода
Струится солнечный песок.

* * *

«Рабы не мы – мы не рабы», –
Так говорили нам когда-то.
Кто сомневался – тех в гробы
Вгоняли партии солдаты.

Любили строить лагеря
И для детей, и тех, кто старше,
Чтобы кричали все: «Урря-я!..»
И шли вперёд победным маршем.

Сидели фюреры в кремле –
Всегда балы, приёмы, шлюхи…
И не было конца зиме,
И безысходности, и скуке.

А наши лучшие умы –
Кто в лагеря, кто в США, кто – в Лету…
Но верил сброд – рабы не мы –
Работал, пил, читал газеты.

Февраль 1994 г.

* * *

Родина… Что за свистящие звуки
Слышатся мне в том далёком былом…
В сумерках носятся дикие утки,
Кружат легко над рекой и селом.

В старых заросших оврагах потоки,
Сор прошлогодний, лесной бурелом.
В день настоящий, порою жестокий,
Прошлое веет несмело теплом

Жизни и юности сельской, неброской,
Где торжествует весна и поёт…
Вижу тебя, молчаливый подросток,
И одиночество знаю твоё…

Можно с любовью сравнить его сладость
К лесу весёлому, речке, избе…
Дольше храни эту светлую радость -
Скоро - я знаю, в дорогу тебе…


* * *

Ромашки по полю, ромашки, ромашки…
Дыханием лета наполнили грудь.
Я к ним прихожу в белоснежной рубашке,
Забыться на время, душой отдохнуть.

Здесь нет никого, только солнце и ветер
Ласкают, и думы куда-то несут…
Навек бы остаться в душистом букете
Ромашек и слушать пчелу и осу.

Здесь нет того жесткого, бурного ритма,
Здесь плавно, как в детстве, плывут облака.
Слова, что шепчу я, слагаются в рифмы,
И гладит невольно травинку рука.

Здесь в душу ложиться все светлое в жизни,
Что вспомнишь во мраке, снегах и огне.
Ромашки напомнят цветущие вишни,
В далекой чужбине напомнят вдвойне…

И крупные белые наши ромашки,
Как русые дети, бегут по лугам.
Быть может, приду к ним в солдатской рубашке,
Под ними останусь, но их не отдам…

* * *

Серебряный волос упал
С моей головы мне на руки…
И понял, что жить я устал
Не только в тоске по подруге.

Я чувствую: вот он, предел.
За ним там иной взгляд на вещи.
Я всё там приму, как удел,
Пусть будет и жёстче и хлеще…

Нас к этому долго вели
Парадно – оркестры, знамёна…
Чтоб души, уснув на мели,
Дремали под лапой закона.

Стонала в колючке стран,
Но водка лилáся рекою…
И в каждом сидел сатана
С геройскою, красной звездою.


* * *

Смотрела женщина с экрана,
Там раздевалась возле скал.
Мне вдруг пришло – женился рано
И очень много потерял,

Что не искал себе такую,
Семью, не думая, создал…
В тот вечер я напропалую
По красоте затосковал.

А дни, года, и то, и сё мне,
Проблемы разные, дела.
Но та у скал в их диком сóнме
Жила, светилась и звала…

Её я встретил на базаре.
Пришла. Осталась с ночевой.
В ударе был. В раю. В угаре.
И был, конечно, сам не свой…

Живёт она где скалы, лето…
Билет ей покупал я сам.
Любовь, мечта… Я стал зачем-то
Неравнодушен к поездам.


Октябрь 1998


* * *

Станут в будущем люди простыми,
И ручным станет в чащах зверьё.
Замирающим эхом в пустыне,
Нынче кажется имя твоё.

Что поделаешь - даты мелькают.
Всё меняется. Время идёт.
Мне ветра по ночам напевают
Про тоску и высокий полёт.

Про безбрежность Земли и огромность
Надвигающихся перемен,
Но сильна твоя глупая гордость
И упорная память измен.

Ты как время меняться не хочешь.
Не затронет тебя его новь…
Твоя суть, как язычник хохочет
И, как прежде, плюёт на любовь.

1990, 2001


СУДЬБА

Все труднее, трудней среди вас…
Может быть, в это жаркое лето
По знакомству пойду в первый класс
На программу судьбы и поэта.

Все из детства. Там бабка была.
Помидоры на грядках краснели.
А оттуда – такие дела – 
В детский дом увезли по метели.

Там учился всему – ничему…
Годы шли и глаза открывали
На Союз наш – народов тюрьму,
Где все счастье упорно ковали…

Где и я скакуна оседлал,
Чтобы к солнцу, поближе к вершине…
Но в пути приключился обвал,
Выбираюсь оттуда поныне.

А судьба мне еще переплет –
Одиночество и бездорожье…
Может, чтобы я крикнул: «Вперед!»
Или тихо: - На все воля Божья…

* * *

Ты помнишь клеверное поле?..
Вдыхая запахи земли,
И мглы ночной хмельную волю –
С тобою, милая, мы шли.

Вода блеснула. И фуражку
Ты сорвала с меня : «Плыви!»
А я держал в руках ромашку,
По ней, гадая о любви…

Уютно было нам и просто.
Молчала ночь, цвела трава.
Но я тогда в упор и жёстко,
Вдруг произнёс не те слова…

И рухнул мир живой, воздушный,
От капли вольности моей…
Ночь оказалась тёмной, душной,
И растворилась радость в ней.

* * *

Учусь всё принимать спокойно, –
Дары небес, хулу толпы.
Свой к свету крест нести достойно
И под ударами судьбы
Учусь переносить разлуку
Мне с богом данными людьми,
Идти по замкнутому кругу
Земной судьбы, наверх – из тьмы.
Где мало в нас любви и правды,
А беспределу много лет,
Где люди солнышку не рады,
Когда нет мелочи на хлеб.

Меня в детдоме, как волчица,
Вскормила Русь – пишу- плачу,
Я благодарен, но учиться
Любить неправду – не хочу.

* * *

Хорошо выйти в поле в июне,
Трав душистых вдохнуть благодать
И, задумавшись, в ласковом шуме
Под кустами в прохладе поспать.

И проснуться. Свежо и привольно.
И ни труб, ни домов и ни крыш.
Всё ушло и забылось невольно,
На душе равновесие – тишь…

Можно строить и снова жениться,
Переплыть, улететь на года,
Но и в шелесте звёзд будут сниться
Те луга, где цветы – навсегда…


ХОЧУ

И не остыть, не огрубеть
К тебе, моя лесная фея…
И, как сейчас, любить и впредь,
Печаль прошедшего развея,

Среди цветов бродить в лугах
И дома вместе мыть посуду.
И крылья чувствовать. И страх
В себе прикосновенья к чуду.

И на руках тебя носить,
И быть с тобою до могилы…
И делать всё, чтоб заслужить
Негромкое признанье: «Милый!»


* * *

Это дождик шуршит за окном.
Ночь весенняя – сырость и свежесть.
Снится реже мне дедовский дом
И детдом наш всё реже и реже…

Что-то лопнуло и взорвалось
В этом мире, судьбе и пространстве.
Пошатнулась незримая ось
В полупьяном шальном постоянстве.

И кругом в пустоте – суета…
Люди кинулись, кажется, слепо
Лобызать позолоту креста
И просить у чиновников хлеба.


* * *

Я жил в собачьей конуре.
Соседка – повар общепита
Частенько с визгом, озверев,
Ругала сына-паразита,

За то, что пропил свой аванс,
Что не идёт к жене мириться.
Кричал он ей: «Видал я вас!..»
И шёл ко мне опохмелиться.

На водку теребил талон:
«Прости, пойми, - не будь в обиде».
И клянчил мой одеколон,
Его на полочке увидев…

И дальше жизнь у них текла,
От стука не тряслась избёнка.
Решались важные дела
Про хлев и куплю поросёнка.

* * *

Я запомнил деревни глухие,
Со свободной водою во рвах,
Где сильна еще жизни стихия,
В том народе, лесах и ветрах.

Там печаль неизбывней, а радость,
Непосредственнее городской.
Там богатого счастья не надо,
Им дороже простор и покой.

Там за жизнь не цепляясь, суровей
Смотрят правде и детям в глаза.
Там привыкли к пожарам и крови,
Там скупей и труднее слеза.

И, вникая в их мир, замечаю,
Что суровее сам становлюсь…
И сильнее любить начинаю,
Нашу древнюю Красную Русь.


Март 1986 г.


ЯБЛОНЬКА
(песня)
Т.Дмитриевой

Вся из нежности и света,
Ветер дунет - воспаришь?..
Словно в облако одета,
Ты в цвету весной стоишь.

С луга тянутся туманы,
Окропить тебя росой.
Соловей усталый, пьяный,
Очарованный тобой,

В лес летит в лучах рассветных, -
Чтоб пропеть там в сон и дрожь,
Как ты свято, беззаветно
Радость миру раздаёшь.

Злу и холоду открыта,
Ничего-то не боясь.
Дерзкая, как Суламита,
Со Вселенной держишь связь…

Конец зимы 2004 г.