Седулий Скотт.

      Седулий Скотт (годы рождения и смерти неизвестны) — ирландский поэт, грамматик и богослов. Образование получил на родине. Круг знаний его весьма значителен; между прочим, он обнаруживает основательное знание греческого языка. Возможно, что Седулий Скотт не был клириком. Между 848 и 858 гг. он проживал при дворе льежских епископов — Хартгария и Франкона, ведя переписку со знатными мирянами и князьями церкви. С 858 г. сведеиия о нем иссякают. Им написаны многочисленные панегирические послания, шутливые послания, аклога, эпиграммы, «Книга о христианских правителях» — поучение князьям (из которой мы приводим отрывок) и др.

О ДУРНЫХ ПРАВИТЕЛЯХ.

Те цари, что злыми делами
Обезображены, разве не схожи
С вепрем, с тигром и с медведями?
Есть ли хуже этих разбойник
Между людьми, или лев кровожадный,
Или же ястреб с когтями лихими?
Истинно встарь Антиох с фараоном,
Ирод вместе с презренным Пилатом
Утеряли непрочные царства,
С присными вглубь Ахерона низверглись.
Так всегда нечестивых возмездье
Постигает и днесь, и вовеки!
Что кичитесь в мире, венками
Изукрасясь, в пурпур одевшись?
Ждут вас печи с пламенем ярым;
Их же дождь и росы не тушат.
Вы, что отвергли Господа Света,
Все вы во мрак загробного мира
Снидите; там же вся ваша слава
В пламени сгинет в вечные веки.
А безгрешных в небе прославят
Высшим венцом и светом блаженным.

БАСНЯ О ЛЬВЕ И ЛИСИЦЕ.

       Написанная элегическим дистихом (двустишиями из гекзаметра и пентаметра), обильно украшенным леонинами (рифмованными в цезуро-стихами), басня эта вряд ли старше середины IX в., хотя ряд исследователей без достаточных оснований приписывал ее Павлу Диакону, современнику Карла Великого, автору «Истории лангобардов» (середина VIII в.). «Басня о Льве и Лисице» представляет собой один из наиболее ранних образцов европейского средневекового животного эпоса.

Слух пробежал по земле, что лев заболел и свалился
      И что последние дни он доживает с трудом.
Только лишь грустная весть облетела звериное царство,
      Будто бы терпит король невыносимую боль,
С плачем сбегаются все, отовсюду врачей созывая,
      Чтоб не лишиться им зря власти такого царя.
Были и буйволы там, и телом огромные туры,
      Тут же и бык подошел, с ним же и жилистый вол.
Барс прибежал расписной, от него не отстали и лоси,
      Мул по тому же пути не поленился пойти.
Там же вместе сошлись гордые рогом олени,
      С ними косули пришли и козловпдных стада.
Блещет клыками кабан, и пеиступившимся когтем
      Тут же кичится медведь. Заяц явился и волк.
Рыси спешили туда, и поспешно стекалися овцы,
      К стаду примкнули и псы вместе с толпою щенят.
Только лисицы одной незаметно в ватаге огромной;
      Не соизволила стать подле царева одра.
Басня гласит, что медведь над всеми свой голос возвысил,
      Вновь повторяя и вновь возобновляя хулу:
«Мощный, великий король н добропобедиый властитель!
      С милостью слух преклони, выслушай речи мои.
Пусть, справедливейший царь, и ота толпа им внимает
      Здесь под державой твоей купно живущих зверей.
Что за безумье лисой овладело? И как это может
      Этакий малый зверек злобу такую таить?
Ведь короля, кого мы сошлись навестить всем народом,
      Только она лишь одна не пожелала узреть?
Подлинно, сколь велика в лисице продорзостпость духа!
      Злейших за ото она пыток отведать должна».
Кончил медведь говорить, а царь возгласил к окружавшим:
      «Пусть растерзают ее, скорой кончине продав!»
Единодушно народ до звезд возвышает свой голос,
       Все повелителя суд мудрый и праведный чтят.
Слышит об этом лиса и всячески крутит мозгами,
      Много готовя проказ, ей помогавших но раз.
Вот набирает она изорванной обуви груду,
      На плечи ношу взвалив, к царскому стану спешит.
Царь же, завидев ее, премного довольный, смеется
      И выжидает, зачем злая плутовка пришла.
Перед собраньем вельмож лису государь вопрошает:
      Что ты несешь и чего ты, обреченная, ждешь?»
Долго всем телом дрожа и точно справляясь со страхом,
       Речь начинает лиса с приуготованпых слов:
«Благочестивейший царь, царь добрый и непобедимый,
         Слушай прилежно, прошу, то, что тебе я скажу.
Странствуя многие дни, вот столько сапог я стоптала,
       Всюду по свету ища, где только можно, врача,
Чтоб исцеленье принес великой царевой болезни
        И облегчил, наконец, горести наших сердец.
Лекаря все же с трудом знаменитого я отыскала,
        Только не смею сказать, как он велел поступать».
Царь возгласил: «Говори, о сладчайшая наша лисица!
        Слово врача безо лжи нам поскорей доложи!»
Тут отвечала лиса, не забывшая злобы медведя:
        «Выслушать, царь, возмоги слово покорной слуги.
Если б я только могла завернуть тебя в шкуру медвежью,
        Сразу исчез бы недуг, здравье вернулось бы вдруг».
Вмиг по приказу царя на земле растянули медведя,
        Стая недавних друзей кожу дерет со спины...
Только что хворого льва окутали свежею шкурой,
        Словно рукою сняло оную злую болезнь
А между тем, увидав медведя с ободранной тушей,
        Снова душой весела, слово лиса изрекла:
«Кто же вам, отче-медведь, подарил меховую тиару,
        Кто вам на лапы надел пару таких рукавиц?»
Эти стихи тебе твой нижайший слуга преподносит.
        В чем же сей басни урок, сам, если можешь, пойми.

                СТИХ ОБ АББАТЕ АДАМЕ.

           Анонимное стихотворение каролингской эпохи, во многом предвосхищающее черты поэзии вагантов. Вероятно, относится к IX в.

В Aндeгaвaxa есть аббат прославленный,
Имя носит средь людей он первое:
Говорят, он славен винопитием
Всех превыше андегавских жителей,
              Эйа, эйа, она, славу,
              эйа, славу поем мы Бахусу.
Пить он любит, не смущаясь временем:
Дня и ночи ни одной не минется,
Чтоб, упившись влагой, не качался он,
Аки древо, ветрами колеблемо.
             Эйа, эйа, эйа, славу,
             эйа, славу поем мы Бахусу.
Он имеет тело неистленное,
Умащенный винами, как алоэ,
И как миррой кожи сохраняются,
Так вином он весь набальзамирован.
            Эйа, эйа, эйа, славу,
            эйа, славу поем мы Бахусу.
Он и кубком брезгует, и чашами,
Чтобы выпить с полным удовольствием
Но горшками цедит и кувшинами,
А из оных — наивеличайшими.
           Эйа, эйа, эйа, славу,
           эйа, славу поем мы Бахусу.
Коль умрет он, в Андегавах-городе
Не найдется никого, подобного
Мужу, вечно поглощать способному,
Чьи дела вы памятуйте, граждане.
          Эйа, эйа, эйа, славу,
          эйа, славу поем мы Бахусу.

^{Алеманны — западногерманское племя, подчиненное в V—VI вв. франками.
Арианство — христианское вероучение, осужденное как еретическое на соборе 381 г.
Андвзам — сейчас город Анжер.}