В XI—XII вв. Прованс переживал большой
экономический и культурный подъем. Эта
нация первая из всех наций нового времени
выработала литературный язык. Ее поэзия
служила тогда недостижимым образцом для
всех романских народов, да и для немцев и
англичан. В создании феодального
рыцарства она соперничала с кастильцами,
французами-северянами и английскими
норманнами; в промышленности и торговле
она нисколько не уступала итальянцам.
Именно в Провансе при дворах феодальных
сеньоров впервые возникла куртуазная
поэзия, представлявшая собой характерное
выражение новой, светской рыцарской
культуры, которая требовала от
феодальной аристократии «куртуазного» (изысканного,
вежливого) поведения, воспитанности и
умения служить «прекрасным дамам». Культ
дамы занимает центральное место в
творчество провансальских поэтов —
трубадуров (от прованс. trobar — находить,
изобретать, сочинять), среди которых
преобладали рыцари и представители
феодальной знати. Певец признавал себя
вассалом дамы, которой обычно являлась за
мужняя женщина, жена его сеньора. Он
воспевал се достоинства, красоту и
благородство; он прославлял ее
господство и «томился» по недосягаемой
цели. Его «любовь» была неотделима от «страдания»,
но это было «сладостное» страдание.
Конечно, во всем этом было много
условного, куртуазное «служение»
зачастую оказывалось лишь проявлением
придворного этикета.
Возникла поэзия
трубадуров, видимо, из народных
провансальских хороводных
посей, широко разрабатывавших любовную
тему. Однако со временем поэзия
трубадуров далеко отошла от простоты и
безыскусственности народной песенной
лирики. Трубадуры хотели быть виртуозами
стиха. Они умножали строфические формы,
большое внимание уделяли искусству
рифмовки. Зародившись в конце XI в., поэзия
трубадуров наивысшего расцвета достигла
в XII в. В начале XIII в. начался ее упадок,
усугубленный так называемыми
альбигойскими войнами (1209—1229), приведшими к завоеванию Прованса
французскими феодалами.
Важнейшими
жанрами, культивировавшимися
трубадурами XI—XIII вв.,
являются:
к
а н с о н а (или
канцона) (cansos или chansons) — песня,
ограниченная в своей тематике любовными
или религиозными темами и отличающаяся
изысканным и сложным строением строфы,
соединяющей часто стихи различной длины;
с
и р в е н т а (sirventes)
— строфическая песня, разрабатывающая
темы политические или общественные, а
также часто содержащая личные выпады
поэта против его врагов;
и
л а ч (planh),
приближающийся к сирвенте, выражает
печаль поэта по поводу смерти какого-либо
важного сеньора или близкого ему
человека;
а
л ь б a (alba — «утренняя
заря») — строфическая песня, рисующая
расставание влюбленных утром, после
тайного свидания; часто альба получает
форму диалога;
п
а с т о р е л а
(pastorela или pastoreta)—лирическая пьеса,
изображающая встречу рыцаря с пастушкой
и их спор; чаще всего пасторела
представляет стихотворный диалог,
которому предпослано небольшое введение,
описывающее ситуацию встречи;
т
е н с о н a (tensos
— «спор» или joc pastitz — «разделенная игра»
или partimens — «раздел») является
стихотворным диалогом двух ноэтов и
представляет собой диспут на темы
любовные, поэтические или философские;
б
а л л а д а (balada)
— плясовая песня, обычно сопровождаемая
припевом.
Формы
провансальской лирики отличаются
большой изысканностью; стих
построен на определенном числе слогов и
ритмическом движении, создаваемом
распределением ударений (чаще всего
встречается ямбический ход); рифма —
притом рифма точная — обязательна,
причем она может
связывать между собой как стихи одной
строфы, так и соответствующие стихи
разных строф; строфика необычайно
разнообразна, число
стихов в строфе и строф в стихотворении
не ограничено никакими правилами.
Большая
часть лирических произведений, дошедших
до нас, приписывается определенным
трубадурам; в общем рукописи сохранили
около 500 имен, из них около 40 — наиболее
знаменитых. Однако о большей части этих
поэтов не сохранилось точных сведений:
так называемые биографии трубадуров,
которые начинают составляться в XIII в.,
представляют в в значительной своей
части художественный вымысел.
|
АЛЬБА.
Анонимная
песня XII в.
Боярышник
листвой в саду поник,
Где донна с другом ловят каждый миг:
Вот-вот
рожка раздастся первый клик!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
— Ах,
если б ночь господь навеки дал,
И милый мой меня не покидал,
И стража забыл свой утренний сигнал...
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
Под
пенье птиц сойдем на этот луг.
Целуй меня покрепче, милый друг, —
Не страшен мне ревнивый мой супруг!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил-
Продолжим здесь свою игру, дружок,
Покуда с башни не запел рожок:
Ведь
расставаться наступает срок.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
Как
сладко с дуновеньем ветерка,
Струящимся сюда издалека,
Впивать дыханье милого дружка!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
Красавица
прелестна и мила.
И нежною любовью расцвела,
Но,
бедная, она невесела, —
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
БАЛЛАДА
Анонимная песня XII в.
Баллада связана с весенними обрядами — с
выборами в качестве «королевы весны»
самой красивой из девушек и с плясками
вокруг майского (апрельского в Провансе)
деревца.
1 Все
цветет! Вокруг весна!
—Эйя! —
Королева влюблена
— Эйя!
—
И, лишив ревнивца сна,
— Эйя! —
К нам
пришла сюда она,
Как сам апрель, сияя.
А
ревнивцам даем мы приказ:
Прочь от
нас, прочь от нас!
Мы резвый затеяли пляс.
2 Ею
грамота дана,
— Эйя!—
Чтобы, в круг вовлечена,
— Эйя!—
Заплясала вся страна
— Эйя!—
До границы, где волна
О берег бьет морская.
А
ревнивцам даем мы приказ:
Прочь от
нас, прочь от нас!
Мы
резвый затеяли пляс!
3 Сам
король тут, вот те на!
— Эйя! —
Поступь старца неверна,
— Эйя! —
Грудь тревогою полна,
— Эйя! —
Что другому суждена
Красавица такая.
А
ревнивцам даем мы приказ:
Прочь от
нас, прочь от нас!
Мы резвый затеяли пляс.
4 Старца
ревность ей смешна,
— Эйя! —
И любовь его скучна,
— Эйя!—
В этом юноши вина,
— Эйя!—
У красавца так стройна
Осанка молодая.
А ревнивцам даем мы приказ:
Прочь от
нас, прочь от нас!
Мы резвый затеяли пляс.
5 Хороша,
стройна, видна, —
— Эйя!—
Ни одна
ей не равна
Красавица другая.
А ревнивцам даем мы приказ:
Прочь от нас, прочь от нас!
Мы резвый затеяли пляс.
Маркабрюп.
ПАСТОРЕЛА.
Встретил
пастушку вчера я,
Здесь, у ограды, блуждая.
Бойкая, хоть и простая,
Мне повстречалась девица,
Шубка на ней меховая
И кацавейка
цветная,
Чепчик—от ветра
прикрыться.
К ней
обратился тогда я:
—
Милочка!" Буря, какая!
Вьюга взметается злая!
— Дон! —
отвечала девица,—
Право, здорова всегда я,
Сроду простуды не зная.
Вьюга пускай себе злится!
—
Милочка! Лишь за цветами
Шел я, но вдруг будто в раме
Вижу вас между кустами,
Как хороши вы, девица!
Скучно одной тут часами,
Да и не справитесь сами —
Стадо у вас разбежится!
—, Дон!
Не одними словами,
Надо служить и делами
Донне, восславленной вами.
Право, — сказала девица,—
Столько забот со стадами!
С вами пустыми речами
Тешиться мне не годится.
—
Милочка, честное слово,
Но от виллана простого,
А от сеньора младого
Мать родила вас, девица!
Сердце любить вас готово,
Око все снова и снова
Смотрит — и не наглядится.
—— Дон!
Нет селенья такого,
Где б не трудились сурово
Ради куска трудового.
Право,— сказала девица,—
Всякий день, кроме седьмого —
Дня воскресенья святого,
Должен и рыцарь трудиться.
—Милочка,
феи успели
Вас одарить с колыбели,—
Но непонятно ужели
Вам, дорогая девица,
Как бы вы
похорошели,
Если с собой бы велели
Рядышком мне приютиться!
— Дон! Те
хвалы, что вы пели,
Слушала я еле-еле,—
Так они мне надоели!
Право, — сказала девица,—
Что бы вы там ни хотели,
Видно,
судьба пустомеле
В замок ни с чем воротиться!
—
Милочка, самой пугливой,
Даже и самой строптивой,
Можно привыкнуть па диво
К ласкам любовным, девица;
Судя по
речи игривой,
Мы бы
любовью счастливой
С вами
могли насладиться.
— Дон!
Говорите вы льстиво,
Как я мила и красива,
Что же, я буду правдива;
Право, —
сказала девица, —
Честь берегу я стыдливо,
Чтоб из-за радости лживой
Вечным стыдом не покрыться.
—
Милочка! Божье творенье
Ищет везде наслажденья,
И рождены, без сомненья,
Мы друг для друга, девица!
Вас призываю под сень я,—
Дайте же без промедленья
Сладкому делу свершиться!
— Дои!
Лишь дурак от
рожденья
Легкой любви развлеченья,
Ищет у
всех в нетерпенье. . .
Ровню пусть любит девица.
Исстари общее мненье:
Если
душа в запустенье,
В ней лишь безумство плодится.
—
Милочка! Вы загляденье!
Полно же без сожаленья
Так над любовью глумиться.
— Дон!
Нам велит Провиденье:
Глупым —
ловить наслажденье,
Мудрым — к блаженству
стремиться!
|
РОМАНС.
Образец
этого, мало разрабатываемого трубадурами
лиро-эпического жанра интересен еще и по тем страстным
выпадам против крестовык походов, которые поэт вложил в уста своей
героине.
В саду, у
самого ручья,
Где
плещет на траву струя,
Там,
средь густых дерев снуя,
Сбирал я
белые цветы,
Звенела
песенка моя.
И вдруг
— девица, вяжу я,
Идет
тропинкою одна.
Стройна,
бела, то дочь была
Владельца
замка и села.
И я
подумал, что мила
Ей песня
птиц, что в пей мечты
Рождает
утренняя мгла,
Где
песенка моя текла,—
Но тут
заплакала она.
Глаза
девицы слез полны,
И вздохи тяжкие слышны:
«Христос!
К тебе нестись
должны
Мои рыданья,— это ты
Послал мне горе с вышины.
Где мира лучшие сыны?
Не за тебя ль идет война?
Туда
ушел и милый мой,
Красавец с доблестной душой.
О нем вздыхаю я с тоской,
И дни безрадостно-пусты,—
Проклятье проповеди той,
Что вел Людовик сам не свой!
Во всем, во всем его вина!»
И вдоль
по берегу тотчас
Я
поспешил на грустный глас
И молвил:
«Слезы скорбных
глаз —
Враги цветущей красоты.
Поверьте, бог утешит вас!
Он шлет весну в урочный час —
И к вам придет души весна!»
«Сеньор,—
она тогда в ответ,—
Господь прольет, сомненья пет,
На грешных милосердный свет
Небесной, вечной чистоты,—
Но сердцу дорог здешний свет,
А он любовью не согрет,
И с другом я разлучена».
Бернарт
де Вентадорн.
Сын
бедного министериала Бернарт де
Вентадорн (около 1140—1195) является одним из наиболее ярких певцов fin
amor — любви-служения, обращенной к знатной даме.
КАНСОНА
Нет, не
вернусь я, милые друзья,
В наш Вентадорн: она ко мне сурова.
Там ждал любви — и ждал напрасно я,
Мне не дождаться жребия иного!
Люблю ее — то вся вина моя,
И вот я изгнан в дальние края,
Лишенный прежних милостей и крова.
Как рыбку мчит игривая струя
К приманке злой, на смерть со дна
морского,
Так устремила и любовь меня
Туда, где гибель мне была готова.
Не уберег я сердце от огня,
И пламя
жжет сильней день ото дня,
И не вернуть беспечного былого.
Но я
любви не удивлюсь моей, —
Кто Донну знал, все для того понятно:
На целом
свете не сыскать милей
Рфасавицы приветливой и статной.
Она добра, и нет ее нежней, —
Со мной одним она строга, пред ней
Робею, что-то бормоча невнятно.
Слуга
и друг, в покорности своей
Я лишь гневил ее неоднократно
Своей любовью, — по любви цепей,
Покуда жив, я не отдам обратно!
Легко сказать: с другою преуспей, —
Но я чуждаюсь отаких затей,
Хоть можно все изобразить превратно.
Да, я
любезен с каждою иной —
Готов дарить ей все, что пожелала,
И лишь любовь я посвятил одной, —
Все прочее так бесконечно мало.
Зачем же Донна столь строга со мной?
Зачем меня услала с глаз долой? •. "
Ах, ждать любви душа моя устала!
Я шлю в
Прованс привет далекий мой,
В него вложил я и любви немало.
Считайте чудом щедрым дар такой:
Меня
любовью жизнь не наделяла,
Лишь обольщала хитрою игрой, —
Овернец, правда, ласков был порой,
Очей Отрада" тоже обласкала.
Очей
Отрада! Случай мой чудной,
Все
чудеса затмили вы собой,
Вы, чья
краса столь чудно воссияла!
СИРВЕНТА.
Сирвента
эта, направленная не только против
крестьян, но и против
горожан, отражает настроения
разоряющегося в эпоху роста городов мелкого феодала — его неистовую зависть и
злобную ненависть к богатеющей
буржуазии.
Мужики,
что злы и грубы,
На дворянство точат зубы,
Только нищими мне любы!
Любо видеть мне народ
Голодающим, раздетым,
Страждущим, не обогретым!
Пусть мне милая солжет,
Ежели солгал я в этом!
Нрав
свиньи мужик имеет,
Жить пристойно не умеет,
Если же разбогатеет,
То безумствовать начнет.
Чтоб вилланы не жирели,
Чтоб лишения терпели,
Надобно из года в год
Всех держать их в черном теле.
Кто своих вилланов холит,
Их ни в чем не обездолит
И им головы позволит
Задирать,— безумен тот.
Ведь
виллан, коль укрепится,
Коль в достатке утвердится,
В злости равных не найдет,—
Все разрушить он стремится.
Если
причинят виллану
Вред, увечье или рану,
Я его жалеть не стану,—
Недостоин он забот.
Если кто о нем хлопочет,
Он тому помочь не хочет,
Хоть
немножко, в свой черед,
Злобой он себя порочит.
Люд
нахальный, нерадивый,
Подлый, скаредный и лживый,
Вероломный и кичливый!
Кто грехи его сочтет?
Он Адаму подражает,
Божью волю презирает,
Заповедей не блюдет.
Пусть господь их покарает!
|